– Спасибо. – Предательски дрогнувшие пальцы крепко сжимают футляр.
Теперь совсем немного осталось… Только бы успеть… Она должна успеть – чего бы ей это не стоило…
В два шага оказавшись у стола, Марина, не глядя на Кошу, поддевает ногтём печать…
– Пообещай мне… – Глухой безжизненный голос.
Открытый футляр ярким пятном выделяется на плохо оструганных досках стола… Коше кажется, что в хижине стало темнее…
– Нет, дорогуша, погоди. – На столешницу мягко опускается лапка с предупреждающе выпущенными когтями. – Ты что это удумала?..
Марина медленно поднимает взгляд на подругу – и та кубарем скатывается с табурета, шипя и вздыбив на загривке шерсть. В расширенных зрачках тёплых янтарных глаз плещется ужас – Марина и сама бы ужаснулась, если бы смогла увидеть себя со стороны…
Отрешённое выражение бледного, словно полотно, лица… невидящий взгляд ставших почти прозрачными зелёных глаз… плотно сжатые бескровные губы… пальцы, судорожно комкающие воздух…
На несколько бесконечно долгих мгновений в помещении повисает гнетущая, давящая тишина…
Марина, крепко зажмурившись, молчит… А по щекам одна за другой сбегают слезинки, прочерчивая мокрые дорожки на обветренной коже…
Судорожно всхлипнув, девушка медленно отворачивается от подруги и аккуратно извлекает из футляра пару шприцов-пятёрок и четыре маркированные ампулы…
– Это?.. – Голос Коши, снова оказавшейся на табурете, срывается в неразборчивое шипение.
– Да. – Безразличный голос, сухие слова. – Если… у меня… болевой шок… ну, ты поняла…
– А по-другому – никак?..
– Нет. Только так… и то… мало… – Марина замолкает, сглатывая подступивший к горлу ком.
Только бы получилось… Только бы…
Поспешное движение – и из футляра появляется ещё что-то, завёрнутое в фольгу. Пальцы девушки осторожно разворачивают упаковку – и на столе оказываются три кубика сахара-рафинада.
– Мариночка! Сладенького надо было?! – Обрадовано вскидывается Коша. – Так чего ж ты не сказала – у меня ж шоколадка!..
Но одного взгляда в мрачное лицо подруги хватает, чтобы фраза оборвалась на полуслове. А Марина тем временем аккуратно достаёт из футляра небольшой флакон из тёмного стекла.
– Вот. – Руки девушки заметно подрагивают.
Коша со страхом глядит на ничем ни примечательный пузырёк с притёртой пробкой.
– Марина! Может, объяснишь, наконец, что оно сделает?
– Вывернет меня наизнанку. В переносном смысле. Но ощущения будут – как если бы в прямом…
Коша растерянно кивает – а Марина тем временем оборачивается к Дервишу. Секундная нерешительность – и вот она уже склоняется над ним, с нежностью проводя пальцами по его щеке…
Едва слышный шёпот.
– Не умею… и не хочу прощаться… – Девушка, все ещё чуть заметно улыбаясь, оборачивается к Коше. – Просто… просто скажи ему, – дрожащий голос срывается, – что всё было на самом деле… хорошо?.. Пообещай мне!
От этих слов веет могильным холодом… Коше хочется забиться в угол, убежать… не видеть, не слышать всего этого – но она лишь молча кивает в ответ.
Тяжело вздохнув, Марина возвращается к столу. Не без труда откупорив пузырёк, берёт один из кусочков сахара… мерной стеклянной палочкой отсчитывает пять капель мутно-зелёного вязкого снадобья… На секунду задумывается – и решительно добавляет ещё две… Замирает на мгновение, всматриваясь в лежащий на ладони зеленоватый кубик – а потом решительно отправляет его в рот.
…Под языком всё немеет. Нестерпимая горечь – настолько сильная, что ощущается где-то на грани восприятия… Поначалу она ещё хоть что-то чувствует… Лёгкое жжение и покалывание – но вот уходят и они…
Голова вдруг становится пустой и гулкой. Окружающее начинает подрагивать и струиться перед глазами, как воздух над каменной мостовой в знойный полдень… В теле необычайная легкость… а само тело кажется чужим… Всё. Вот оно. Теперь надо действовать быстро – пока организм не сообразил, что с ним сделали…
Присев на кушетку, Марина кладёт ладонь на лоб Дервиша – он кажется ей обжигающе-горячим. Кажется – потому что она знает, что это её руки сейчас холодные, словно ледышки… Вторая ладонь ложится на грудь мужчины – девушка прикрывает глаза, сосредотачиваясь на лёгком покалывании в кончиках пальцев…
Перед её внутренним взором открывается истерзанное отражение ауры мужчины. Она видит слабо пульсирующие разрывы энергетической оболочки над ранами – тело, пытаясь излечиться, черпало из всех доступных источников… Девушка делится своей силой, ускоряя этот процесс…
А Коша встревожено наблюдает за замершей, будто каменное изваяние, подругой…
…Слабость накатывает резко, подобно штормовой волне – но это уже не важно. В сознании Марины бьётся лишь одна мысль: "Успела! Успела!.."
Тяжело поднявшись с койки, девушка замирает посреди комнаты… Шатаясь, делает несколько неуверенных шагов в угол, куда перед этим забросила старый ватник…
Перед глазами всё плывёт, сливаясь в неясную мешанину тусклых красок… Споткнувшись о что-то мягкое, Марина оседает вниз. На ватник. Хорошо…
А потом её настигает боль. Сначала – ноющая, ненавязчивая… потом – усиливающаяся с каждой секундой… Боль пульсирует в голове, вытесняя остатки мыслей… расщепляет кости, скручивает в жгуты сухожилия… будто тысячи раскалённых шипов вгрызаются в тело…
Багряное марево перед глазами…
Крик застревает в горле. Девушка падает, пытаясь сжаться в комок… Растворяется в этой боли, испепеляющей тело, раскалывающей сознание на мириады стенающих осколков… Впивается зубами в собственную ладонь – последняя отчаянная попытка не закричать…
Тело ломают судороги – выкручивающие суставы… лишающие рассудка… не оставляющие ничего, кроме боли…
Коша сидит рядом, на полу… прижатые уши, поникшие крылья, хлещущий по бокам хвост… Но ей остаётся лишь наблюдать. Из добрых кошачьих глаз катятся крупные слёзы…
Боль накатывает волнами, с каждым разом становящимися всё более яростными, более продолжительными – и в какой-то момент всё просто перестаёт существовать… Тело будто разрывает на тысячи мельчайших частичек…
Последний всплеск боли – и Марина оказывается по ту сторону восприятия, погружаясь в прохладную бархатистую тьму…
…Изломанной куклой застывшее на полу тело…