Сарватар написал(а):У иудеев нет церквей, возможно в то время у них уже и был какой-то храм, знаю только, что до постройки храма они молились и приносили жертвоприношения в скинии, специальном переносном шатре.
В храме, в шатре… а фигли разницы? Мы же о религиозной жизни, а не архитектуре тут беседы ведем?
Сарватар написал(а):Ну и Библия все таки не сборник сказок.)
Да? А что? И почему это не мешало Фрезеру искать фольклор в ветхом завете? А Кемпбелл там же влегкую находил своего тысячеликого героя, нет?
Сарватар написал(а):Приведенные примеры содержат упоминание о народной языческой магии: куклы-помощники, оборотничество, колдовство. Как это относится к религиозной жизни?
Гм… вообще-то напрямую. И народная магия тут как бы не очень и причем. Или для вас «религиозная жизнь» - это сходить при случае боженьке свечку поставить? Язычество-то вообще-то – не христианство. Это у христиан главное вера и молитва, а у язычников главное – ритуал. А ритуал – это значит все время жить правильно. Или всей общине кирдык.
Вы же сами со мной соглашались в том, что сказка построена на обряде. Ну, и в чем проблема? Ритуал и есть, причем совершенно конкретный: обряд инициации. Возьмите, ну, хотя бы «Бабу Ягу» и своего любимого царевича с серым волком – да посмотрите.
Обряд инициации всегда состоит из трех ступеней:
1. выделение индивида из группы, изоляция
2. лиминальная стадия, связанная с испытаниями и – по убеждениям самих верующих – временной смертью
3. возрождение и воссоединение с группой в новом статусе.
Ну, вот и смотрите, «Баба Яга»:
1. девочку отсылают в лес. При этом лес в сказке – это символ загробного мира, противоположность освоенной людьми территории, или преграда, охраняющая вход в этот самый загробный мир (обряд инициации всегда проходил в лесу, т.к. был связан с представлениями о временной смерти инициируемого. У некоторых народов, в т.ч. славянских, человек после инициации получал новое имя, и считалось, что ребенок, которым он был, умер). Баба Яга, соответственно, хозяйка потустороннего мира (как в этой сказке), либо хранительница его границ. Вспомните, когда герой в дремучем лесу натыкается на избушку на курьих ножках, он никогда не удивляется и всегда знает, что ему надо делать. Потому что он знает об этой избушке еще до того, как до нее доберется. И откуда, по-вашему, эта странная формула: «повернись к лесу задом, ко мне передом»? Ломает его, что ли, обойти? А нельзя ее обойти-то. Потому что избушка Бабы Яги стоит на границе миров.
2. девочка в избушке, где ее жизнь подвергается опасности. И выживает она не за счет того, что молится богу, а за счет того, что ведет себя правильно, т.е. соблюдает ритуал. Вспомните «Морозко» - аналогичная ситуация. Героина выживает потому, что ведет себя правильно. Ложная героиня не соблюдает правила, следовательно, подвергается наказанию.
3. девочка возвращается домой в новом статусе. Злую мачеху выгоняют.
Смотрите «Иван-царевич и серый волк»:
1. Героя отсылают из дома под надуманным предлогом (добыть Жар-птицу). В итоге он (что важно в данном контексте) добывает коня и жену.
2. Герой теряет коня, остается беспомощным и встречается с волком-оборотнем. Это первая фаза лиминальной стадии – мальчик вступает в «волчий» союз. Считалось, что на первой стадии обряда мальчиков пожирает волк или они сами становятся волками, тогда мальчики, проходившие вместе обряд инициации, собирались в так называемые «волчьи» союзы. Вторая фаза лиминальной стадии как раз связана с тем, что мальчики некоторое время должны были оставаться в этих союзах и вести жизнь «волка», т.е. воевать и грабить. Они не возвращались к своим, а жили изолированно в так называемых «мужских» домах.
В рамках традиционной половозрастной градации украинцев, а также западных славян, выделение мальчиков в особую подростковую группу начиналось с 6–8 лет. Постепенно, взрослые мальчики составляли тесно сплоченную группу, в которой пребывали до 14–16 летнего возраста. Дальше, пройдя обряды посвящения, они становились членами объединения взрослых юношей. Водил молодых воинов-«зверей» в бой вождь-колдун. Реминисценцией его образа в какой-то мере являются «родимые» волкодлаки из мифологических рассказов об оборотнях. Даже в «Слове о полку Игореве» фигурирует князь-оборотень.
Далее мы видим, как Иван-царевич, вступив в волчий союз, добывает себе жену.
Исследователи отмечают, что имеется прямая связь в славянской и балтской традициях между свадебным ритуалом и ликантропией. Такая связь объясняется тем, что члены мужских «волчьих» союзов умыкали девушек, которые жили с ними в мужских домах и с которыми они позже вступали в брак. Умыкание девушек членами юношеских «братств» и проживание их в мужских домах сохранялось у некоторых народов Индии до недавнего времени.
Типичную картину захвата женщин членами «волчьего» союза мы видим в былине о Волхе Всеславьевиче. Здесь дружинники Волха, рубя «старова, малова, / А и только оставляют по выбору / Душечки красны девицы». «А и те ево дружина хоробрая / И на тех девицах переженилися». На бытование в прошлом умыкания женщин членами «волчьих» союзов указывает название шафера со стороны жениха «волком», сохранившееся в среднерусских говорах.
Вообще говоря, мотив добывания невесты иллюстрирует, конечно, ритуальный запрет на эндогамные браки.
Вторая добыча Ивана-царевича – волшебный конь. Конь тоже играет важную роль в обряде инициации. Он – ритуальный перевозчик инициируемого при его попадании в мифическое пространство лесного лагеря и символической смерти. Мирча Элиаде отмечает, что конь в ходе инициации «осуществляет «прорыв уровня», переход из этого мира в иные миры». Об этой роли коня в древнеславянских инициациях мы можем судить не только по материалам «инициационных» сказок, где, как известно, он выступает чудесным помощником — перевозчиком сказочного героя. Реминисценции обрядового преодоления с помощью коня границы между «этим» и «тем» светом сохранились в инициациях многих социальных групп восточных славян эпохи феодализма. Так, ритуал «посажения на коня» юных княжичей известен в Древней Руси. У запорожских казаков посвящения новичков обязательно включали скачки на «диком лошаке». Как свидетельствует фольклорный материал, конь также играл важную роль в инициации древнерусских дружинников. В данной сказке у нас нет прямого свидетельства переноса героя конем в потусторонний мир, но есть косвенные свидетельства того, что в ранних вариантах сказки конь, вполне возможно, играл более важную роль: в частности, тот факт, что герой лишается обычного коня и приобретает взамен него волшебного.
3. Иван-царевич возвращается домой и приобретает новый социальный статус (попутно присутствует мотив посрамления братьев – ложных героев).
Если мне не изменяет мой склероз, это и называется религиозная жизнь. Или это «народная языческая магия»?
Если бы знала, где они находятся... 
Прошу прощения у мировой общественности, я и вообразить не могла, что она заинтересуется данной работой 
, если бы перечитала. 
